Около полудня в большом зале парижского двора не хватает мест. В 13:00, когда начинается последний день суда над польской актрисой Станиславой Уминьской, зал до отказа заполнен публикой. Есть представители польской диаспоры, простые французы, есть и журналисты популярных парижских газет. Суд над Станиславой Уминьской волнует столицу Франции – здесь великая любовь, великие страдания, преступление любви и в этом деле еще есть искусство.
С момента своего сценического дебюта в 1919 году Станислава Уминьская считалась открытием и надеждой для польского театра. Вскоре после первого выступления на сцене полулюбительского театра «Променада» ее взяли на работу в Польский театр в Варшаве. После выдающейся роли Орчи в «Божественной комедии» Красинского в 1920 году критики признали Уминьскую одной из самых талантливых актрис молодого поколения.
Год спустя она снялась в фильме «Майор Барбара». Ее роли Керубино в «Женитьбе Фигаро» и эльфа Нока в шекспировском «Сне в летнюю ночь» надолго запомнились критикам. Свой выдающийся комедийный и драматический талант она подтвердила в более чем двадцати ролях. Свой последний театральный спектакль она поставила в апреле прошлого года, 1924 года.

Ян Жизновский на бульваре Монпарнас в Париже. Фотография была сделана всего за два дня до того, как он попал в больницу, где Уминьска прервала его мучения.
Художник в униформе
Два года назад Станислава Уминьска познакомилась с Яном Жизновским на одном из вернисажей. Красивый 34-летний известный художник, критик и писатель был выдающимся борцом за независимость. До Второй мировой войны изучал живопись и литературу в Париже, состоял в Обществе польских художников в Париже. После начала войны он присоединился к польским вооруженным силам на Сене, формировавшимся с августа 1914 года. В результате русских протестов вместо запланированного Польского легиона в составе Польского легиона было сформировано подразделение численностью менее 200 добровольцев. город Байонна. После обучения польские войска-первопроходцы включили французов в свой Иностранный легион в качестве 2-й роты 1-го полка легиона.
В рядах огненной роты сражались многие выдающиеся поляки, в том числе деятели искусства. Двое из них, Ксаверий Дуниковский и Ян Жизновский, разработали знамя роты, подаренное солдатам в конце сентября 1914 года мэром Байонны.
После того как французское командование было ликвидировано в результате протестов российского посольства отдельного отряда польских добровольцев, Жизновский в 1915 году уехал в Петербург. Там, во время войны, он долгое время сотрудничал с редакцией газеты «Глос Польский». Свои бои в Иностранном легионе он использовал еще в 1916 году в своих мемуарах «В Польшу с Жоффром». В том же году он опубликовал сборник рассказов.

Ян Жизновский вместе с Ксаверием Дуниковским разработали знамя «сказок». На иллюстрации изображен фрагмент картины Яна Стыки «Гибель Владислава Шуйского в битве при Силлери».
В конце мировой войны Жизновский прибыл в Варшаву. В 1919 году его геометрические, выразительные, темные цветные композиции были украшены Клубом польских футуристов в отеле «Европейский». Во время польско-большевистской войны Жизновский вновь отправился на поля сражений добровольцем.
После победы выяснилось, что он разносторонне талантливый артист. Он быстро сделал карьеру популярного, влиятельного журналиста и искусствоведа в «Речи Посполитой», «Tygodnik Ilustrowany» и «Wiadomosci Literackie». Он опубликовал три тома прозы, основанных на воспоминаниях о боях 1914 и 1920 годов. Особенно «Кровавый клочок», вышедший два года назад, был признан читателями настоящим свидетельством военных времен. Достоверность реалий, несмотря на молодопольскую манеру «Стшенпа», восхитила и критиков.

Статья также была опубликована как одна из глав последней книги Влодзимежа Калицкого «Так случилось» (Знак Горизонт, 2014).
Последняя просьба к моей жене:убей меня
Пламенный роман столь популярных артистов вызвал в Варшаве широкий интерес. Однако полтора года назад врачи диагностировали у Жизновского неизлечимый рак. Жутко страдавший художник решил обратиться за помощью к врачам в Париже. Жена без колебаний покинула Малый театр, где отмечала успехи в «Сверще за трубой» Чарльза Диккенса, и уехала с Жизновским во Францию.
Однако парижские специалисты оказались беспомощны. Уминская постоянно ухаживала за своим измученным мужем, всеми силами добывала все больше и больше морфия, чтобы подавить его страдания. В короткие минуты благополучия больного она записала под его диктовку роман «З подлебия».
15 июля прошлого года она поддалась просьбе Жизновского облегчить его страдания. Днем она сделала ему укол морфия, а когда он уснул – выстрелила ему в висок из пистолета. В тот же момент она потеряла сознание.

Фасад парижской больницы, где Станислава Уминская убила своего неизлечимо больного мужа.
Перед судом обвиняемый был заявлен властями польской и французской коллегий адвокатов. Выдающийся юрист Густав Бейлин был родом из Варшавы.
Прокурор на стороне обвиняемого
Еще до суда было ясно, что симпатии не только общественности, не только защитников, но даже прокурора были на стороне подсудимого. Прокурор Доннат Гинье подготовил обвинительное заключение весьма сдержанно, по сути являясь замаскированным оправданием поступка польской актрисы. Гинь подчеркивала в нем, что Уминская была исключительно чувствительным человеком и мучилась мучениями своего возлюбленного, а здоровье Жизновского не предвещало улучшения.
Прокурор также упомянул в обвинительном заключении, что 12 июля прошлого года Уминьская самопроизвольно сдала кровь врачам, чтобы спасти Жизновского. Председатель присяжных судья Мутон вёл допрос свидетелей с показной симпатией к обвиняемым.
Медсестры из больницы и подруга обвиняемого г-жа Готлиб показали, что они были свидетелями того, как Жизновский умолял Уминскую избавить его от страданий и убить его. Главный врач больницы, в которой произошла трагедия, доктор Русси подчёркнуто рассказала, как актриса с большой самоотдачей заботилась о своих близких. После показаний доктора Русси Уминская в зале суда поблагодарила его за все, что он сделал и для нее, и для ее возлюбленного. По окончании выступления женская часть аудитории начала рыдать от умиления.
Судья Мутон согласился огласить письмо отсутствующего в суде выдающегося польского скульптора Августа Замойского. Поступок Уминьской был свидетельством ее преданности Жизновскому и в то же время свидетельством ее послушания возлюбленному, имевшему большое влияние на актрису, писал Замойский. Показания медицинского эксперта произвели большое впечатление на аудиторию. Доктор Пол заявил, что, насколько ему известно, Жизновский мог прожить, естественно, в мучениях, не более восьми дней.
Уминьска, казалось, отсутствовала во время этих показаний. Молчаливая, апатичная, она вела себя так, как будто происходящее ее не касалось.

Во время суда симпатии общественности и даже прокурора и председателя жюри Мутона были полностью на стороне Уминьской (стоящей первой слева).
Сегодня, в последний день суда, первым слово берет прокурор. Доннат Гинь начинает с заявления, что в данном случае он предпочел бы быть адвокатом, чем прокурором потому что дело Уминьской – это не криминальная история, а легенда о большой, красивой любви. Дамы в комнате плачут.
Легенда о прекрасной любви
Прокурор вспоминает перипетии жизни и отношений Уминьской и Жизновского. Когда он говорит о съемках неизлечимо больного человека, он выбирает слова и фразы, которые, по его мнению, кажутся актрисе скорее спасительницей, чем убийцей. Доннат Гинь предупреждает присяжных, что обвиняемая - иностранка, поэтому ее психика таит в себе множество тайн, выходящих за пределы французского разума. Имейте это в виду, господа, когда выносите приговор, - гремит прокурор.
Наконец, прокурор сознательно замечает, что настоящей проблемой в деле Уминьской является не приговор (здесь он подразумевает, что обвинение фактически ожидает оправдания), а опасения, что уникальность истории, широкая симпатия к подсудимому могут позволить общественности предположить, что убийство ради устранения страдания допустимо.

Суд над Уминьской попал на первые полосы многих французских газет. О нем также писала газета «L'Express Du Midi» в номере от 8 февраля 1925 года.
«Умирающие верят в жизнь, как рабы на галерах верят в свободу!» Никто не имеет права убивать ни из-за слишком большой ненависти, ни из-за слишком большой любви. Сегодня закон должен склониться перед любовью и состраданием. Но если она выйдет на свободу, пусть за ней не последуют кощунственные аплодисменты. Пусть она уйдет сосредоточенно и молча, в плену совести, - кричит прокурор Гинь.
Допустима ли эвтаназия?
На самом деле речь обвинителя — это отличная защитительная речь. Настоящие адвокаты подсудимого Руденко и декан Парижской коллегии адвокатов Анри Робер в своих заключительных речах выступают гораздо хуже.
Руденко рассказывает о жизни актрисы, затем зачитывает ряд фрагментов из последнего романа Жизновского, в котором, по словам защитника, писатель предсказал свой трагический конец. Растроганная, раздраженная публика не замечает, что роман покойного является, по крайней мере, слабым аргументом в пользу оправдания Уминьской, чего, конечно же, твердо требует ее защитник.

Защитник Уминьской Александр Руденко.
Анри Робер подчеркивает, что обвиняемый с первых минут после знакомства с Жизновским находился под влиянием его высшего ума и таланта. Адвокат просит присяжных признать, что подсудимая действовала под принуждением, поскольку ее любимый мужчина Ян Жизновский лишил ее власти над своими действиями, дав этой деликатной женщине повод для того, чтобы она не убила его быстрее. Затем адвокат зачитывает депешу артистов варшавских театров с просьбой бережно относиться к несчастному другу. Наконец, туз в рукаве.
Адвокат Роберт зачитывает письмо расстрелянной Станиславе Уминской, в котором госпожа Жизновская прощает ее и благословляет. В комнате слышны громкие крики.
Пять минут размышлений
Последнее слово обвиняемого разочаровывает публику, ожидающую ярких впечатлений. Уминская плохо говорит по-французски, поэтому ей помогает ее переводчик г-н Смольский, присланный Министерством иностранных дел Польши. Актриса заявляет, что безумно любила Жизновского и была готова отдать за него всю свою кровь. Вот и все.

После того как судья зачитал оправдательный приговор, все вздохнули с облегчением.
Судьи выходят на совет. Через пять минут они возвращаются:
- Невиновный!
Зрители, как дети, аплодируют и подбадривают. Дамы снова плачут. На этот раз от радости. Уминьска в объятиях подруги, не говоря ни слова, выходит из комнаты.
Источник:
Статья представляет собой слегка сокращенный вариант главы «Херувим стреляет... любовью» из последней книги Влодзимежа Калицкого под названием «Так случилось» (Знак 2014). Название и субтитры предоставлены редакцией.